Ночь. Красиво в окно светят звезды, как они светят только в три часа ночи. Мерцает экран. А я дописываю эту статью, которую должен был сдать три дня назад.
Все дело в цейтноте. На самом деле, все дело в отсутствии задатков тайм-менеджмента и умении сказать нет хорошим и жадным людям. Но поскольку мы привыкли все сваливать на кого-то еще, то пусть во всем будет виноват этот шахматный термин.
Цейтнотом я заразился давно, наверное, когда могу заставить себя хотеть не спать. Но в последнее время цейтнот стал приобретать черты лайфстайла. «Пойдем выпьем в бар», — позвонил мне вчера друг. Пробежавшись по своему мысленному органайзеру, я понял, что бар мне светит максимум летом.
Причины? Много работы и много работ; мало денег и малые деньги. И, конечно же, кризис. Из-за него работа подешевела, и надо очень быстро бежать на месте, чтобы хоть как-то. Он со мной ложится в постель и встает вместе с будильником.
Кстати, про постель. Вы когда-нибудь спали два часа в сутки? Да, конечно, спали. Схему «клуб–университет/работа–клуб» опробовали на себе все, а кто не опробовал — тот прожил жизнь зря. Но вряд ли вы когда-нибудь спали по два часа неделю подряд. И вряд ли вы в вышеописанной схеме заменили все элементы на работу. А я — да.
Я хорошо помню, когда в первый раз встал в 2 часа ночи — немного поработать. Но я не помню, как это вошло в привычку. Впрочем, тогда я хотя бы ложился, как йог, часов в 9 вечера. Затем я женился. Пришлось отказаться от раннего сна, а цейтнот стал каким-то генеральным состоянием души. Апогеем стал месячной давности марафон, когда я работал, пока не засыпал в кресле, потом просыпался и продолжал работать. Компьютер спал ровно столько же, сколько я, и недобро на меня посматривал.
Трудоголики делятся на трудоголиков и на стартаперов. Для первых переработка — ежедневное недомогание, для вторых — пару дней рабочего запоя на волне и потом сон длиною в вечность. Но, как мне кажется, в своем лице я нашел какой-то новый тип — сверхтрудоголика. Запоем каждый день. Знаете, оказывается, входит в привычку.
Я не вполне понимаю, зачем я столько работаю, но по-другому уже, видимо, никак. Либо я заработаю все, либо меня вынесут вместе с моим креслом. А на моей могиле напишут эпитафию: «Он умер на рабочем месте в ночь, когда светили красивые звезды».
