15 сентября 2014 года
Один мой друг Николай строил дом. Этот дом он сначала придумал: фахверк, толстые шоколадные балки по кремовой штукатурке, камин с канделябрами, старый сундук знакомой бабушки, окна в пол, деревянная веранда, балкон для медитаций и ровный газон. Лаконичненько так.
Жаль, нельзя посадить вековые сосны, чтобы они скрипели вершинами и создавали общий аристократизм, но потерпели бы уж как-нибудь.
Ну так вот. Николай очень быстро построил фундамент, возвел один этаж, а дальше у него случился незапланированный финансовый коллапс (он не виноват), и стройка на этом замерла.
Дальше я опущу некоторые подробности, в силу которых этот великий проект перестал волновать Николая с той трепетной силой, с которой я все это рассказала. И он решил его продать, дело житейское. Но надо же было такому случиться, что Николай привез в этот недодом приятеля-строителя. Привез так: мимо ехали и заехали. И этот строитель ему и говорит: «Дружище, тут косяк в фундаменте серьезный. Дом будет крениться и трещать. Его достраивать нельзя, только ломать и все заново перекладывать». Не могу вам толково это описать в терминах, но смысл такой.
Николай потерял аппетит, сон, психологическое равновесие и отчасти самооценку. Стал раздражителен, лицом красен и отчасти несчастен. Вопрос, который его мучает, очень прост: продавать или не продавать? Деньги закопаны, их хорошо бы вернуть — это с одной стороны. Продавать заведомо непригодный для жизни дом, дом с капитальной ошибкой — это как-то, прямо скажем, некошерно. Решать эту проблему Николай очень устал. Так и не решил ничего.
Рисунок Саввы Мысова