Недавно я шел мимо своего любимого банка и увидел лицо из 90-х. Такое заискивающее бугаистое лицо с пачкой замусоленных банкнот и накарябанным на картонке баксом. Лицо вернулось после 15-летнего отпуска. Тут я понял, что в этой стране что-то пошло не так.
Полгода назад жене приснился Стамбул. Может, ей приснились и Мальдивы, но денег у меня было только на Стамбул. Я надругался над своим банковским депозитом, купил билеты и забронировал отель. Где-то через три месяца я понял, что бронь подорожала в рублево-долларовом эквиваленте на слишком неприличное количество процентов. Билеты на самолет было не вернуть, поэтому я взялся за дело.
Первым делом я перестал смотреть за завтраком веселые ситкомы и переключился на грустные биржевые сводки и даже телевизор. Добрые центральные каналы про рубль осторожно шутили, злые оппозиционные кидались аналитическим калом.
Вторым делом я оказался около обменного пункта. Причем оказался в рядах тех, кого финансисты красиво обозвали «населением, бегущим из национальной валюты». Обнаружив, что в очереди в кассу я был лишь одиннадцатым, подумал: «А не медленно ли я бегу?».
Третьим делом я начал требовать долги по зарплате. Начальство понимающе кивало и заражалось моей энергией. Скучные планерки превратились в заразительные словесные баталии. К бухгалтерше Анне Петровне все стали относиться с уважением: она первой убежала из рубля. И, возможно, даже за счет моей зарплаты.
А что Стамбул? Стамбул тем временем становится все желаннее. Макроэкономика шепчет: «Сиди дома», жена шепчет: «Займи, но едем». Курс беснуется, а я, полгода назад беспечный рублевый патриот, теперь на взводе: менять или не менять? Ехать или не ехать? А со мной ещё полстраны.
Мир изменился. Жить стало хуже. Но гречка по непонятным причинам стала вкуснее.
Рисунок Азера Бабаева
Гендальф
• 
